— Ты меня не слушаешь! — Настя вскинула голову, с яростью взглянув на Павла. — Я только что говорила! Он порвался. Я сразу поняла, но молчала, думала — вдруг обойдётся. Не обошлось! Вчера в клинике была, всё подтвердилось!

— Что подтвердилось, б**? — прошипел он, треснув ладонью по стене. — Прошёл почти месяц! У тебя какой срок, восемь недель, что ли?! И почему ты так долго не замечала задержку?!

— Восемь недель, — кивнула Настя. — И я не то, чтобы не замечала, просто у меня такое бывает. В общем, имей в виду — избавляться от ребёнка я не собираюсь и скрывать тоже. Это и твоя ответственность! Поэтому будь добр платить алименты! А то я твоей жене всё расскажу!

Фыркнув напоследок, Настя выбежала из туалета, оставив Павла с ощущением рухнувшего мира.

Он до сих пор не понимал, как умудрился тогда отработать смену. В голове был полнейший кавардак, хаос, вызванный омерзением, страхом и даже паникой. Павел понимал: если разовую измену без отношений скрыть можно, то ребёнка — нет. И он не представлял, как будет объяснять Динь всю эту дрянь и гадость. За годы брака они с женой обсуждали всё на свете, в том числе супружеские измены, и Павел знал: если влюблённость в другую женщину Динь ещё могла как-то понять (как она говорила: «Всякое бывает в жизни»), то просто разовые перепихи — нет. И от всей этой ситуации её будет тошнить не меньше, чем его самого. Как, какими словами объяснять всё это? Про собственное унылое настроение, шампанское на корпоративе, помутнение мозгов, туалет и Настю? Павел не мог представить, что должен сказать, чтобы жена… нет, не простила его, простить такое невозможно. Но чтобы её хотя бы не мутило потом от всей этой мерзости, чтобы она могла её пережить.

«Лучше совсем ничего не объяснять», — подумал вдруг Павел посреди рабочего дня, глядя в зеркало на своё серое лицо. И это показалось ему тогда отличным выходом. Пусть лучше Динь ничего не знает про эту грязь. Пусть думает, что у него отношения и ребёнок. Этого будет достаточно, чтобы она, с одной стороны, отказалась от общения с Павлом, а с другой — убережёт её психику от правды. Знания о том, что муж способен просто выпить пару бокалов шампанского — и тут же переспать чуть ли не с первой встречной, при этом вроде как любя жену, Динь не переживёт. А Павел всё равно её не заслуживает. Её, такую чистую и честную, самую-самую любимую…

Как дошёл до дома и выпалил жене то, что запланировал, Павел толком и не запомнил. Больно было так, что он дышать не мог. Собрал вещи, уехал к матери, сказал ей почти то же самое, что и Динь — и терпел, стоя на пороге, пока она хлестала его по лицу и орала, какой он дурак, идиот и предатель.

— Понимаете, Павел, — серьёзно говорил Сергей Аркадьевич спустя несколько месяцев, когда он, держась руками за голову, рассказывал всё это с отчаянием сумасшедшего, — вы пытаетесь оценивать свои поступки с точки зрения здорового человека. Однако вы больны.

— Болен? — прошептал он тогда, ещё не понимая. — Чем?

Психотерапевт объяснил, чем, и Павел поначалу всё отрицал. Ему банально не хотелось признаваться в таком «позорном» диагнозе. Он всегда считал депрессию болезнью романтичных влюблённых девушек, а тут вдруг… такое.

Однако со временем пришлось признать, что врач прав. И сразу после этого как-то даже легче стало…

12

Дина

В тот день, когда бывший муж уже вывел Кнопу и умчался, я отчего-то долго думала об этом разговоре.

Наверное, с его точки зрения — как и с точки зрения большинства людей — было странно думать, что ЭКО может хотеть сделать одинокая женщина. Я же не видела в этом ничего странного. Отношениями я уже наелась, и у меня не было желания искать какого-то мужика, строить с ним семью, притираться — хватило и брака с Павлом. А заводить любовника просто для секса… для подобного у меня неподходящий характер. Даже в молодости был неподходящий, а теперь, после тридцати, и подавно.

Приёмный ребёнок… я думала об этом. Мы с Павлом думали вместе и в итоге лет пять назад прошли школу приёмных родителей — просто на будущее, вдруг действительно не получится родить? Но взять малыша так и не решились. Школа здорово развеяла наши иллюзии насчёт ребёнка, которого мы обязательно будем любить, и который станет любить нас — увы, так бывает далеко не всегда. И на мой взгляд, для того, чтобы решиться на приёмного ребёнка, нужно до глубины души осознавать, что любовь здесь никто не гарантирует. Мне было сложно с этим смириться, и мы с Павлом отложили решение до времён, когда станет окончательно понятно, что ничего не получится. А после его ухода я поняла, что одна не справлюсь. И со своим-то будет трудно, а уж с приёмным…

Но я не исключала и этот вариант, просто решила сначала попробовать сделать ЭКО. Мне всё же хотелось получить именно своё продолжение. Когда-то я хотела, чтобы мой малыш был нашим с Павлом продолжением, но он с особой жестокостью убил эту мечту, и теперь я просто хотела ребёнка. Своего ребёнка.

В какой-то мере это желание стало для меня навязчивой идеей, я понимала это очень хорошо, но ничего не могла поделать. Я даже допускала, что Павел нашёл себе другую женщину именно по причине моей замороченности детьми… хотя он и сам хотел ребёнка, но у него-то в плане здоровья проблем не было. А я грузила его своими, всё рассказывала, показывала, советовалась… может, не надо было?

Я вздохнула и поморщилась. Что теперь гадать? Было и прошло. Я сама не захотела слушать Павла, когда он позвал меня в кафе после Нового года — понимала ведь, что бывший муж не только извиниться собирался, но и всё мне объяснить про те события, — вот и не надо возвращаться к этому вопросу даже мысленно.

Главным для меня сейчас был ребёнок, а ему подобные мысли на пользу точно не пойдут.

* * *

А на следующий день я вновь обнаружила на кухне розы и записку, от содержания которой слегка оторопела.

«С прошедшим 8 марта!» — было написано на листке бумаги, и я покосилась на календарь. С праздника прошло больше недели. Павел, конечно, болел, когда вся страна праздновала Всемирный женский день, но он поздравил меня в мессенджере, этого вполне хватило. А сейчас…

Да, скорее всего, это вновь были извинения. За вчерашний разговор про ЭКО. Видимо, бывший муж думал, что мне были неприятны его вопросы. На самом деле нет — скорее, безразличны.

А ведь если бы я выбрала не ЭКО, а обычный способ забеременеть, и нашла себе мужика, Павел в моей жизни не появился бы.

Эта мысль была неожиданно горькой, как просроченная шоколадная конфета…

* * *

Ещё неделя промелькнула быстро. Павла я старалась избегать, хотя однажды, когда он всё же подловил меня дома, приехав вечером позже, чем обычно, позволила ему поужинать после прогулки с Кнопой — уж слишком уставшим выглядел бывший муж. А когда Павел сидел на моей кухне и честно пытался есть, не уснув над тарелкой, даже думала предложить остаться на ночь — естественно, спать бы ему пришлось на диване, — но сдержалась. Нет уж, я и так слишком добрая.

А на следующий день, проснувшись утром, я лежала и с изумлением прислушивалась к себе, ощущая, как внизу живота что-то… шевелится. Переливается, щекочет, словно внутри меня ползает маленький червячок. Это было так удивительно и волшебно, что я непроизвольно начала широко и глупо улыбаться, чувствуя себя безумно, почти неприлично счастливой.

Это был первый раз, когда я ощутила, как шевелится мой ребёнок. Шестнадцатая неделя! Никогда не думала, что подобное случается настолько рано. Однако же…

Эйфория от новых приятных впечатлений не исчезла даже к вечеру. И в результате, когда Павел вошёл в квартиру, я метнулась ему навстречу вместе с взбудораженной Кнопой.

Бывший муж, уже схвативший шлейку и поводок, уставился на меня с недоумением, и поначалу оно было приправлено испугом, но затем он сменился облегчением.

— Динь?.. — осторожно протянул Павел, делая шаг ко мне.