«Больше не видеться» я не договорила.

— Послушай, Динь. — Я поморщилась, в очередной раз услышав это обращение. Понимаю, привычка, но можно же как-то её контролировать? Я же больше не зову его Пашей. Причём даже мысленно. — Я всё понимаю, но просто не могу позволить тебе спуститься в метро. А если ты поскользнёшься и упадёшь? А если тебя кто-нибудь случайно в живот толкнёт, такое же бывает. А если наткнёшься на приставучую пьяную компанию? Я знаю, ты мечтаешь от меня отделаться, но давай будем рассуждать разумно. Безопаснее поехать домой на моей машине.

Рассуждать разумно, значит…

— По статистике автомобильные аварии… — начала я, но вновь не договорила.

— Я хорошо вожу, Динь. Ты же помнишь. Пожалуйста, не упрямься. Тебя это ни к чему не обязывает. Если хочешь, сядь сзади и вообще всю дорогу ни слова мне не говори.

Ладно, чёрт с ним. Действительно проще согласиться, да и прав Павел — мало ли что? Ребёнок мне дороже отчаянного желания поскорее оказаться от бывшего мужа как можно дальше, лучше на разных планетах.

Павел помог надеть куртку, никак не прокомментировав тот факт, что за три года я умудрилась не сменить гардероб, и вывел из кафе, придерживая под локоть. Только оказавшись на улице, я поняла, что если бы поехала домой на метро, как собиралась, то, пожалуй, обязательно бы грохнулась на подступах — настолько тяжело было передвигаться по смеси из снега, грязи и соли, под которой был ещё и слой льда. Неловко поставишь ногу — и поедешь ею вперёд, а корпусом назад. В общем, хорошо, что Павел меня отвезёт. Безопасность превыше всего.

На заднее сиденье я забираться не стала, опасаясь, что меня начнёт тошнить. Села рядом с бывшим мужем. Окинула взглядом салон — машина была той же самой, он купил её за пару лет до развода. Ну или это точно такая же машина, с той же отделкой из искусственной кожи.

Павел вырулил со стоянки и поехал по проспекту. Водил он плавно и внимательно, это признавала даже моя мама, которая терпеть не могла машины и боялась в них ездить. С Павлом не боялась и ездила.

И его предательство подкосило её ничуть не меньше, чем меня.

Как бывший муж и предлагал, я молчала всю дорогу. Да и не хотелось мне разговаривать — о чём? Павел не был мне интересен. Единственное, что я могла бы спросить: как поживает Любовь Андреевна, но даже это просто из врождённой вежливости. Какая разница, как она поживает? Бывший муж, бывшая свекровь — чужие люди.

— Кто гуляет с Кнопой? — неожиданно поинтересовался Павел, и я мотнула головой, пытаясь осознать вопрос. Не получилось.

— В каком смысле — кто? — Я нахмурилась и посмотрела на собеседника с недоумением. — А есть варианты?

— Не знаю. Но хочу узнать. Потому что тебе, Динь, лучше не гулять сейчас с собакой, и ты сама понимаешь, почему.

Я уже открыла рот, чтобы узнать, почему, но почти тут же его закрыла.

И вновь Павел прав. Каждую зиму я хоть раз, но падала из-за Кнопы, которая порой тянула поводок, завидев какую-нибудь знакомую собачку. Сама Кнопа была не слишком крупной дворняжкой — помесь со спаниелем, чёрная с белой грудкой и немного лохматая, — но когда стремилась пообщаться с другом или подружкой, превращалась в целого слона на верёвочке.

— У меня нет других вариантов. — Я пожала плечами и пообещала самой себе, что буду аккуратнее. Вообще надо будет немного изменить Кнопе график выгула, чтобы гулять в другое время, когда на улице меньше собак. Или даже поискать человека, который смог бы выходить с ней хотя бы раз в день, а второй выгул будет на мне.

— Тогда я её выведу.

Я медленно повернулась к Павлу, невозмутимому и незыблемому, как скала посреди бушующего океана. Он будто бы не сказал ничего удивительного или странного, так, мелочь какую-то. Подумаешь, ставит меня перед фактом, что выведет погулять мою собаку.

Мою. Собаку.

— Давай сделаем вид, что я этого не слышала, — процедила я, вновь отворачиваясь. Павел, который из-за чего-то нервничал и трясся в кафе, ушёл в прошлое, и теперь рядом сидел всё тот же уверенный в себе и спокойный мужчина, который был когда-то моим.

— Динь…

— И вот этого я не слышала тоже, — почти прорычала я, сцепляя руки в замок. Спокойнее, спокойнее! — Я уже говорила тебе: не называй меня так. Ты не имеешь права. Ты меня предал!

Это было… почти истерично. И я поморщилась, открывая рот, глубоко дыша и пытаясь прогнать внезапно выступившие на глазах слёзы.

Эмоции… значит, они во мне всё-таки есть. Плохо.

Павел не стал отвечать, и мы доехали до моего дома в полнейшей тишине. Он припарковался во дворе, и я выскочила из машины, посеменила к подъезду, стараясь не реагировать на ненавязчивое прикосновение к локтю. Павел придерживал меня, чтобы не упала.

Зашёл в лифт, доехал вместе со мной на шестой этаж, и уже на площадке я сказала:

— Иди.

Он покачал головой. Опять этот упрямый до железобетонности взгляд…

— Я выведу Кнопу. А потом уйду, обещаю.

Во мне ярко и непримиримо в который раз за этот день вспыхнуло раздражение, но я его погасила усилием воли.

Ладно, пусть делает, что хочет. Пошёл в баню. Не хватает ещё из-за этой нервотрёпки в больницу загреметь.

Я повернулась к двери, открыла её — и сразу успокоилась, заметив Кнопу, которая стояла на пороге с восторженным видом и виляла хвостом, как пропеллером. Счастливая до безобразия, с полным обожания взглядом, направленным, увы, не на меня.

Я не смотрела, как Павел гладил её, нашёптывая на уши какие-то нежности. Села на пуф, наклонилась и уже хотела расстегнуть молнию на сапогах, как бывший муж, отодвинув в сторону Кнопу, опустился рядом на колени и сделал всё сам. Расстегнул обе молнии, снял с меня сапоги, нашёл и подал тапочки. Потом помог подняться с пуфа, стянул с меня куртку и повесил её на вешалку. Всё привычными, ни капли не забытыми жестами, от которых мне стало почти физически плохо.

Я не сказала даже банального «спасибо», просто сбежала из коридора на кухню. Там уселась на табуретку и настороженно прислушалась к звукам, что доносились из прихожей.

Павел сам нашёл шлейку, поводок — впрочем, всё лежало на тех же местах, что и раньше, — экипировал Кнопу, произнёс негромкое: «Гулять» — и вышел из квартиры.

2

Павел

Снег всё валил и валил, и создавалось впечатление, что январь решил отыграться за почти бесснежный декабрь. Машины, стоявшие во дворе с утра, замело уже по самую крышу, и если снегопад продлится ещё хотя бы пару часов, выйти из подъезда будет проблематично. Павел и так с трудом открыл дверь — её залепило снегом буквально за пару минут, пока он отводил Динь в квартиру и готовил Кнопу к прогулке.

Динь.

Сердце привычно заныло, затянуло, как бывало всегда, когда он думал о бывшей жене. Только на этот раз к этому давно ставшему привычным чувству добавилось новое. У Павла вдруг появилась цель, и это неожиданно воодушевило.

Последние пару лет Павел ощущал себя так, будто он не человек, а дерьмо в проруби — никому не нужный, бесполезный отход жизнедеятельности, который не живёт, а просто плывёт по течению, как плыл он всё это время. Эти чувства обострились после смерти матери — Любовь Андреевна, несмотря на осуждение за развод с Динь, продолжала поддерживать и любить его, единственная в этом мире. Но год назад её не стало, и у Павла тогда даже не хватило смелости сообщить о случившемся бывшей жене — Динь как раз потеряла собственную маму, он не желал её огорчать. А теперь и подавно не стоило упоминать об этом, но что делать, если Динь спросит? Впрочем… пока что она пребывала в твёрдой уверенности, будто это их последняя встреча, и Павел не стал её переубеждать. Если Динь так спокойнее, пусть. Пусть думает, что он сейчас погуляет с Кнопой, вернёт собаку и уйдёт навсегда. Она же беременна, не нужно её раздражать.

Кнопа радостно носилась по дворам, виляла хвостом и ела снег, точно так же, как и три года назад, когда Павел выгуливал её в последний раз. Он ведь не только Динь предал, получается, но и Кнопу, которая тоже любила его и ждала, считала своим хозяином. Только, в отличие от Динь, собака не понимала, что он предатель — она просто радовалась его возвращению. В отличие от бывшей жены.